Визит президента Сирии Башара Асада в Тегеран в начале этой недели продемонстрировал центральную роль отношений его режима с иранскими покровителями.
Риторика, прозвучавшая на встречах Асада с верховным лидером Али Хаменеи и президентом Эбрахимом Раиси, была знакома до скуки. На сайте Хаменеи было заявлено, что «победа Асада в международной войне» «повысила уважение и авторитет Сирии». Асад говорил о «духе сопротивления» и «стратегических связях», которые, по его мнению, предотвратили доминирование Израиля в регионе.
Но хотя эти лозунги могут показаться несколько избитыми, стратегическая реальность, которую они отражают, существенна и ясна. Сирийская война, возможно, в основном закончена. Но иранское проникновение и закрепление в Сирии продолжается быстрыми темпами. Асад согласен с этим и идет на такой шаг с явным энтузиазмом.
Чем объясняется этот энтузиазм?
Прежде всего, следует отметить, что, продолжая придерживаться Ирана, Асад вновь демонстрирует свою склонность разочаровывать тех своих врагов, которые упорно продолжают находить в нем признаки умеренности.
Прозападные элементы в арабском мире в течение последних трех лет прилагали усилия к тому, чтобы положить конец изоляции режима и легитимизировать Асада на международных форумах. В марте сирийский диктатор совершил свой первый с 2011 года визит в арабскую столицу, когда он встретился с наследным принцем ОАЭ Мухаммедом бин Зайедом в Абу-Даби. Страны Персидского залива сыграли важную роль в возрождении банковского сектора Сирии. ОАЭ призвали к отмене американских санкций «Цезарь» в отношении режима и его чиновников.
В Израиле официальные лица говорят о предполагаемом разрыве между Дамаском и Тегераном. Бывший глава военной разведки Армии обороны Израиля (АОИ) генерал-майор Тамир Хейман, которого цитирует исследователь Уди Декель в недавней статье в Институте исследований национальной безопасности, считает, что Израиль «вбил клин между Асадом и иранцами» благодаря своей продолжающейся военной кампании.
В этом случае кампания «война между войнами» (регулярные израильские бомбежки Сирии, цель которых заключается в уничтожении иранских военных объектов, а так же штабов и баз связанных с Ираном ополчений — прим.) Израиля и усилия стран Персидского залива по восстановлению отношений с Дамаском, играют взаимодополняющую роль, в динамике типа «хороший полицейский — плохой полицейский». Действия Израиля демонстрируют, во что обходится Асаду сотрудничество с иранцами, между тем, как арабские стимулы указывают на благоприятные возможности в случае «возвращения в общество». В этом отношении арабская дипломатия отошла от единства с Западом. США и ЕС продолжают следовать стратегии давления и изоляции Асада.
Однако, несмотря на давление Израиля и побуждение со стороны арабских стран, Асад, похоже, продолжает придерживаться своего союза с Ираном. Клин, теоретически вбитый (израильтянами и арабами Персидского залива — прим.) в отношения между Асадом и Ираном, — клин, о котором говорил Хейман, пока не принес существенных результатов.
Объяснение верности сирийского режима Ирану может быть найдено путем рассмотрения двух элементов: слабости режима, которая ограничивает его возможности, и восприятия режимом своих собственных интересов.
Последнее не следует легкомысленно отвергать, учитывая очевидный факт выживания Асада в период, когда пали многие из его коллег-диктаторов в арабских странах.
Что касается первого, то ослабление режима за десятилетие войны является глубоким. Во время моих собственных репортажей со стороны режима в ходе сирийской войны я стал свидетелем крайнего обнищания сирийских солдат. Посещая позиции армии режима в конце 2019 года, я видел, что войскам не хватает даже самых элементарных запасов продовольствия и медикаментов.
Между тем, в Дамаске в 2017 году было заметно, что силы, ответственные за ежедневные задачи по обеспечению безопасности в старом городе, не были военнослужащими Сирийской арабской армии (САА — вооруженные силы, лояльные Асаду — прим.). Скорее, они были связаны с Национальными силами обороны (НСО) — структурой, созданной Силами Кудс иранского Корпуса стражей исламской революции. Эти примеры и многие другие свидетельства говорят о том, что структуры и кадры, которые Иран предоставлял и предоставляет в распоряжение Асада, являются ключевыми элементами выживания и сохранения жизнеспособности режима Асада.
Некоторые из этих созданных Ираном структур, такие как Национальные силы обороны, глубоко встроены в тело сирийского государства. Другие, такие как афганское ополчение Фатемиюн, действуют на сирийской земле под руководством КСИР. Третьи, такие как ополчение «Куват аль-Ридха», состоят из сирийских военнослужащих, завербованных и обученных командирами КСИР и ливанской Хезболлы (про-иранская милиция и политическая партия, доминирующая в Ливане, союзник Асада — прим.).
Независимая деятельность Ирана на сирийской земле, несомненно, обходится Асаду недешево с точки зрения государственного суверенитета. Иранский проект в Сирии — это вариант аналогичной деятельности, направленной на продвижение иранской власти во всем регионе. Недавнее исследование, проведенное сирийским аналитиком Омаром Абу Лайла на форуме «Фикра», с поразительными подробностями показало, в какой степени на значительной территории южной Сирии сегодня де-факто властью на местах является Иран, а не Асад.
Сосредоточившись на своем родном регионе Дейр-эз-Зор, Абу Лайла обрисовывает ситуацию, в которой связанные с КСИР сотрудники осуществляют патрулирование, противостоят американским силам на Евфрате, перебрасывают грузы и оборудование, устанавливают кордоны и закрытые зоны и занимаются транспортировкой наркотиков из Ирака. Действуя с крупных объектов, КСИР сегодня является ключевым арбитром власти в провинции Дейр-эз-Зор. Абу Лайла ярко описывает этот процесс как «поглощение» Дейр-эз-Зора Ираном.
Можно предположить, что Асад и его генералы не в восторге от сложившейся ситуации. Но их собственная слабость и нехватка живой силы означают, что у них нет иного выбора, кроме как смириться с ней. Арабские государства, стремящиеся реабилитировать режим, не могут предложить альтернативу иранскому глубокому присутствию на земле на юге Сирии.
Не может этого сделать и другой союзник Асада — Россия. Независимо от того, верны ли последние сообщения об отъезде части российского персонала из Сирии в Украину, факт остается фактом: именно Иран, а не Россия, обеспечивает наземный компонент, необходимый для выживания режима. Визит Асада в Тегеран означает признание этого факта и его (Асада) сохраняющейся значимости от иранцев.
Но за подобной политикой режима стоит так же и проницательная оценка собственных интересов. Иранцы, при всей проблематичности их «дружбы», предлагают твердые и проверенные временем гарантии для выживания Асада. Отец диктатора в 1990-х годах отказался от союза с Соединенными Штатами, несмотря на многочисленные предложения (включая возвращение Голанских высот). Его сын воспользовался завещанными ему союзниками, когда наступил его собственный час испытаний. В отличие от авторитарных арабских лидеров западного толка — Зин эль-Абидина Бен Али в Тунисе, Хосни Мубарака в Египте и Али Абдаллы Салеха в Йемене — Башар Асад пережил восстание, направленное против него (Сауна — прим.). Его выбор союзников был единственным ключевым фактором, который обеспечил это.
С точки зрения Асада, было бы глупо отказываться от этой верности или ослаблять ее. Лучше воспользоваться любыми льготами, которые захотят предоставить арабы Персидского залива, и в то же время сохранить основной союз с иранцами на черный день.
Таким образом, энтузиазм Асада в Тегеране имеет твердую опору в собственных интересах и необходимости сохранения влияния иранцев в Сирии, несмотря на усталые риторические оправдания. Столь же реалистичная оценка ситуации его врагами в Иерусалиме должна привести к усилению их решимости разрушить иранское сооружение в Сирии, от которого зависит диктатор. Только усиленный и прямой вызов этой структуре может принести результаты [нужные Израилю].
Как показал визит Асада в Тегеран на этой неделе, надежды на то, что он сам, или Россия, или какая-то их комбинация смогут заставить иранцев уйти из Сирии, остаются в противоречии с наблюдаемой реальностью.
